«Lapsis» / «Падшие» (2020 г.)

Чума XXI века

Недалёкое будущее. Ещё не слишком отличающееся от наших дней. Пожалуй, единственное существенное отличие – появление квантовых компьютеров. Это чудо технологии способно обрабатывать данные с невероятной скоростью, благодаря чему получили разгон банковские операции. Главный герой фильма Рэй – из тех, кто подозрительно относится к новым технологиям. Он не спешит обзаводиться устройствами, работающими с технологией квантовых компьютеров, поскольку подозревает, что их излучение дурно влияет на здоровье.

В начале фильма его увольняют, причём узнаёт Рэй об этом лишь постфактум: из-за того, что его домашние устройства не работают с новой компьютерной сетью, календарь не обновился и он перепутал день, в который надо выходить на работу с праздников. А деньги Рэю как никогда нужны.

Его брат болен новой ужасающей и непонятной хворью, называемой «омниа». Организм совершенно здоров, но человек едва может подняться с кровати; поход до двери дома – сверхусилие, интерес к жизни пропадает, эмоции гаснут. Как появляется эта болезнь и как её лечить – сие есть тайна великая, но поражено оказывается всё больше и больше молодых физически крепких людей.

Заметим, что по симптомам омниа подозрительно напоминает болезнь, так сказать, социального характера: хроническое выгорание, истощение сил, порождённое, с одной стороны, постоянной и чрезмерной эксплуатацией человека, с другой стороны – отсутствием всякой мотивации быть живым и трудиться в обществе, где все «путёвки в жизнь» давно раскуплены, причём по предзаказу.

Рэй нашёл для брата новомодную клинику, которая вроде бы помогает больным омниа при помощи целебных благовоний, оттопыривания чакр и прочей околонародной медицины. По совсем не народному прейскуранту. Как говорил когда-то Че Гевара, в капитализме у врача два пути: голодать вместе с больными, у которых нет денег получить необходимую помощь, либо придумывать для богатых бесполезные лекарства от несуществующих болезней. Омниа, показанная в фильме, – нечто среднее. Болезнь косит небогатую часть общества, но лечить её лекарствами и позитивными настроями, а также целебным избавлением от денег в кармане – такой себе метод. Впрочем, это очевидно нам по сю сторону экрана. А Рэю выбирать особенно не приходится. Но как заработать денег, да ещё много?

Маленький человек в гиг-экономике

Рэй уверен, что новые квантовые компьютеры убивают здоровье, но слишком удобны и доходны, чтобы большинство людей обращали на это внимание. Тем не менее, он вынужден принять предложение подзаработать от своих знакомых. Связанное как раз с теми самыми квантовыми компьютерами. Для обслуживания коммерческой сети этих вычислительных машин повсюду в мире ставят и ставят узловые устройства: большие металлические кубы. Чтобы обеспечивать работу сети, нужно периодически подсоединять к кубам кабели с магнитным креплением.

Компания-монополист, настоящий атлант всей экономической системы, предлагает как будто бы великолепные условия: вы гуляете на свежем воздухе и зарабатываете деньги. Как в турпоходе: палатка, спальник, еда на костре, только с собой надо взять катушку с кабелем, а заодно при себе иметь гаджет с навигатором. На терминалах можно взять заказ – проложить кабель туда-то – и иди себе по лесу, насвистывая, да разматывай кабель. Вблизи терминалов для пользователей приложения оборудованы кемпинги, где «победные очки» (читай – часть зарплаты) со своего гаджета можно обменять на лапшу быстрого приготовления, стакан чая и даже туристические принадлежности.

А закончится катушка – не беда! Гаджет подаст сигнал и робот-квадрокоптер тут же сбросит неподалёку от тебя с небес новый запас кабеля. И вот тут возникает вопрос: но если роботы могут сами таскать кабели по воздуху, то зачем нужны люди с рюкзаками?

Политэкономия роботов

Ответ на этот вопрос – из того же теоретического блока, что и разговоры про роботизированный коммунизм и естественное отмирание капитализма под напором технологий. Ещё до всяких разговоров о роботах уже витала в воздухе идея того, что рост производительных сил общества: технологий, оборудования, образования и здоровья работающих людей – рано или поздно создаст всеобщее благосостояние, сделает ненужной эксплуатацию, искоренит нищету. Наука освободит человека, и всё будет зашибись, будет скоро, надо только подождать. Но общественная практика почему-то показывает противоположную тенденцию: с ростом технологий пока что появляются новые способы использовать человека для извлечения прибыли. Стираются границы между рабочим днём и личным временем, между рабочим и безработным, между трудовыми отношениями и оказанием услуг частного лица компании. Но нищеты и эксплуатации не становится меньше.

Для того, чтобы разрешить этот парадокс, требуется изучить саму основу отношений в обществе. Люди стремятся к богатству. Но что такое богатство? Когда мы не испытываем нужды, обеспечены всем необходимым? Когда можем заставлять других работать на нас?

«Капитал» Маркса открывается словами о том, что богатство современного общества – это не просто множество полезных вещей. Это скопление товаров. А товар – это уже не просто полезная вещь, иначе говоря, какое-то благо, потребительная стоимость. Это полезная вещь, которая обладает также стоимостью: признаваемой обществом ценностью, благодаря которой одна полезная вещь обменивается на другую, как правило, через деньги.

Но что такое эта самая стоимость? В самом физическом теле товара, как его ни верти, мы не отыщем ни одного атома стоимости. Стоимость – это не излучение богатства, не волны, не космическая энергия, незримо накопленная в товаре и воплощённая в деньгах. Хотя скрытый от глаз характер стоимости многих людей заставляет воспринимать деньги и товары именно так, что Маркс называл одним из проявлений суеверия нового времени, товарного фетишизма.

Потребовалось долгое развитие политэкономической науки, чтобы обнаружить: стоимость – это общественные отношения, а не материя, служащая основой таких отношений. Деньги только выражают стоимость – примерно так же, как штампик в паспорте выражает семейные узы, а офицерские погоны – армейскую субординацию. Именно эти общественные отношения, для которых полезные вещи выступают необходимой, но отдельной составляющей, составляют всю массу общественного богатства, клеточкой которого выступает каждый единичный товар.

Иными словами, стоимость, богатство – это не сами полезные обмениваемые вещи, а отношения между людьми вокруг производства и обладания такими вещами, то есть, по сути, отношения людей друг к другу, в которых вещи выступают промежуточным звеном.

При этом источником таких отношений является не сама полезность товаров, их приятность и нужность, а частичка совокупного труда общества, вложенная в создание товаров каждого типа. Ещё до Маркса классики экономической мысли отмечали, что полезная вещь и стоимость составляют товар, но это не одно и то же. Рикардо делал наблюдение: какова бы ни была полезность и необходимость товара, цена его, если не отвлекаться на рыночные колебания, зависит только от того, насколько легко или трудно произвести товар такого типа в нашем обществе. Прудон в «Философии нищеты» пытался, как это часто делают, привязать всё-таки полезность товара к стоимости, но был саркастически разгромлен Марксом в «Нищете философии». Самым выгодно продающимся алкогольным напитком является водка – значит ли это, что она полезнее всего для людей? Или дело не в пользе, а в том, что люди могут позволить себе купить при том уровне нищеты и нервавенства, который существует в обществе, а потому что выгоднее всего производить на продажу?

При этом стоимость движет современным (и нам, и Марксу) обществом в форме капитала – самовозрастающей стоимости, такого скопления богатства, которое может, приведённое в обращение в обществе, накапливать само себя. Именно в этом качестве капитала состоит различие между производительным и непроизводительным работником. В разделе «Теории прибавочной стоимости» рукописи «К критике политической экономии» Маркс поясняет: потребительная стоимость труда для капитала заключается не в том, какой конкретно это труд – сапожника, прядильщика, портного, ткача – а в том, как труд организован. «Певица, продающая своё пение на свой страх и риск, – непроизводительный работник. Но та же самая певица, приглашённая антрепренёром, который, чтобы загребать деньги, заставляет её петь, – производительный работник, ибо она производит капитал», – пишет Маркс.

Капитализм – таким образом – это не про то, чтобы обеспечить всё общество всем необходимым, а про то, чтобы одни люди обогащались через эксплуатацию других людей. При этом в самой природе товарного производства «зашито» саморазрушающее противоречие: чем легче становится создавать товары, чем меньше трудозатрат воплощено в каждой единицы производимых благ, тем больше людей можно обеспечить всем необходимым… и тем меньше создаётся при этом стоимости. Посему капиталистическая экономика оказывается вынуждена решать творческую задачу: как при росте технического прогресса выстроить отношения между людьми так, чтобы сохранить товарность, стоимость, капитал?

На этом месте вернёмся к Рэю, уже идущему по лесу с рюкзаком на спине, гаджетом в руке и катушкой кабеля под мышкой.

Роботы-штрейкбрейхеры

Как оказывается, квадрокоптерами с мотками кабеля роботизация не ограничилась. Как только кабельщик берёт задание на терминале, одновременно с ним выползает к цели небольшой робот-черепашка с такой же катушкой кабеля. Он, конечно, не так проворен, как человек, и не может творчески оценивать ландшафт, чтобы проложить маршрут через буераки – но зато он неутомим. И дублирует человека на маршруте. Ты ешь консервы возле костра, спишь в палатке, присел на бревно перевести дух – а робот неторопливо, но без остановки перебирает лапками на пути к твоей цели. И если машинка придёт к кубу хоть на секунду раньше – никаких «победных очков», которые можно перевести в деньги, человек не получает. Проиграл.

То есть, роботизация производства тут имеет цель не облегчить труд человека, а сделать более эффективной эксплуатацию. Из-за ползучих машинок то, что представляется в рекламе как увеселительная прогулка с заработком, превращается, в общем, в довольно изматывающие марш-броски. Бежать, конечно, обычно не приходится (иначе работники слишком быстро выбьются из сил), но и устроить пикник просто некогда. Работа машин отлажена таким образом, чтобы выжимать из людей максимум усилий максимально долго, так, чтобы не лишиться человека преждевременно.

Разумеется, люди пытаются заниматься саботажем – совсем, как когда-то использовали деревянный ботинок-сабо, чтобы сломать станок и тем задержать обесценивание своего труда. Кабельщики пытаются строить для ползающих машинок ловушки; выводить из строя тросы, по которым те едут. Ломать сами машинки. Но машинки оборудованы камерами, камерами оборудованы услужливые летучие роботы, а с кабельщиков при приёме собирают биометрию и образцы слюны. Изначально это подавалось как забота о безопасности людей и данные для медицинских «бонусов» – аналога страховки. Но в действительности служит только усилению контроля. Прилепил жвачку на тросик – робот считывает ДНК с неё, и за тобой уже приезжает группа охранников, «проводить» для выяснения отношений по поводу порчи имущества компании.

Трудовые права эпохи киберпанка

Заметьте, что автор этой статьи намеренно избегает употреблять выражения «работник», «найм», «работодатель». Это не случайно. Как таксисты и курьеры «Яндекса», бесчисленные фрилансеры и прочие подёнщики новейшего времени, кабельщики в фильме «Лапсис» наёмными работниками не считаются. Они – пользователи приложения, участвующие в своего рода «игре», устраиваемой компанией, и получающие не зарплату, а, так сказать, «выигрыш». Их отношения с корпорацией никаким трудовым законодательством не регулируются, хотя все прекрасно понимают, что по существу это именно трудовые отношения, причём крайне неравные и несправедливые. Достижения науки и техники используются вовсю, но не для одаривания людей благами, а для обесценивания человеческого труда и тотального контроля.

Понимают это чиновники, которые если бы и хотели – для снижения социальной напряжённости, например – начать контролировать отношения корпорации и её охранки с кабельщиками, то всё равно ни экономически, ни, потому, политически не могут сказать и слова поперёк совету директоров. Понимают это рабочие, которые тайком – вне зоны покрытия камер, жертвуя драгоценными минутами в гонке с роботами – собираются на тайные сходки и обсуждают, как отстоять свои интересы. Для начала – добиться признания себя наёмными рабочими, а не просто «клиентами приложения», которые соглашаются на услугу компании и не могут ничего требовать.

Не понимает этого поначалу только Рэй. Окрылённый идеей, что можно добиться успеха, если не лениться и использовать возможности, он постепенно понимает, что сами правила игры построены так, чтобы ты не мог переиграть казино. Других игроков – вполне, но заведение всегда будет в выигрыше, и чем дальше, тем больше. Некоторые обстоятельства, которые мы не будем называть, мешают Рэю заслужить доверие коллег по кабельному труду. Но это не отменяет материальной, объективной необходимости совместно организоваться для защиты своих интересов, причём организоваться в таких условиях, когда не только твоё право, но и сама твоя возможность заявлять о правах руководством даже не рассматривается.

«Лапсис» (в дурацкой русскоязычной локализации – «Падшие») – это независимый и не очень известный фильм, который мы охотно рекомендуем как честное и довольно объёмное высказывание о современном обществе и о том, сможет ли капитализм победить нищету, неравенство, бесправие.